Sometimes i like to get naked, and cover myself in blue paint, and sit in my neighbors tree and pretend im a chameleon... Untill they call the cops (c)
Все уезжали по-разному. Кто-то натрахавшись и перепившись до смерти, а о чьем-то отъезде мы узнавали только через пару дней. Кто-то со слезами, а другие наоборот послав всех к чертовой матери. Но больше всех, пожалуй, отличаемся мы. Нас всего трое осталось - одну держит любовь, другого проблемы с деньгами, а я просто до конца оттягиваю разрыв с привычным образом жизни... потому что остались одни только привычки. Увы, без людей, которые наполняли мое существование. Но я все помню, черт возьми, помню! Это было.
Ревет двигатель, орет музыка, громко, жестикулируя одной рукой, разговаривает Али, и вся эта какафония заглушает мягкий шорох, с которым ложится под колеса машины прямая ровная дорога.
- Варвара, ты классная, - парень стягивает галстук, нашаривая под сиденьем банки с пивом, - Поехали со мной в Стамбул, я тебя с девочками познакомлю!
- Неприменно, - я допиваю уже вторую банку и прикурить сигарету удается раза с третьего, - Девочки, это хорошо.
Разговор в таком духе продолжается все полтора часа пути. Это был первый раз, когда я напилась с водилой, на следующий день начнутся разговоры о том, что я хороший трансферник, но пока что мы просто несемся вперед на огромной скорости и я охуеваю от какой-то лубочной, шаблонной "крутости" происходящего.
Полтретьего ночи, а мы вчетвером катаемся на "Викинге", взрослый парень и три девченки, и орем в голос от невероятного удовольствия, которое накрывает при очередном вираже. Кристинка хватает Семиха за руку, я открываю глаза четко в тот момент, когда мы несемся вниз, а Оля верещит на чудовищной смеси русского и турецкого, требуя то остановить, то ускориться. И плевать на программы, штрафы и недосып, просто я кожей чувствую, что рядом близкие люди, которым этот момент тоже навек впечатается в память. Весь мир остановился и перестал существовать. Есть только это огромное, усыпанное крупными звездами небо, и наше движение вверх-вниз.
Идущие на одной скорости автобусы максимально сближаются. Хаким коротко кивает и открывает дверь. Не обращая внимания на вытянувшиеся лица туристов я упираюсь одной ногой в подножку, максимально расслабляю вцепившуюся в поручень руку и тянусь в сторону, упираясь второй рукой в стекло соседней машины. Ветер раздувает юбку, забрасывает на плечо галстук и почти сшибает меня со ступеньки, но тут в мою ладонь ложится чехол с телефоном и Юсуф коротко бросает: "давай!". Рывок, и я вновь в машине, перебрасываю своему водиле только что полученную "посылку". Туристы настороженно шепчутся, им не понять, что мы успели в последний момент. Несколько секунд, и Хаким резко сворачивает, одним изящным - иначе не скажешь, - движением заогняя в парковочный карман многотонный "мерседес". Мы одновременно поворачиваем головый влево и вскидываем руки вверх, приветствуя остальных капитанов, выстроивших "бигбасы" у терминала.
- Ilker, gel!
Я шлепаю ладонью по воде и мужчина, ухмыльнувшись, сигает в воду, окатив меня брызгами. Мы тогда смеялись как безумные, совершенно не думая о том, что купаться в одежде было не лучшей идеей. Пахнет шашлыком из курятины, матюгается Кристинка, которую ребята, разошедшись, тоже скинули в бассеин, а я "рыбкой" ныряю в воду, попутно утягивая за собой оказавшегося рядом Серхата. В пятидесяти метрах от виллы находится "наш" отель, там гиды занимаются рутинной работой: пишут билеты, ведут инфо, считают деньги, решают идиотские вопросы... да только что нам, двадцатилетним и счастливым, до них.
Туристы мокнут под платаном, куда их загнал гид-историк, полный решимости провести экскурсию, несмотря на дождь, а мы с водилами сидим в теплом кафе и смотрим на несчастных сквозь стеклянную стену. В животе приятным клубком сгрупировался недавно съеденный куриный суп, в руках чашка настоящего турецкого чая, а тело млеет - старая верная толстовка и сидящие впритык водилы это лучший генератор тепла. Парни ерзают, перешучиваются, изредка, от нечего делать, принимаются делить меня по частям - "Илкеру дадим ноги, мне нравится грудь... а Мемет считает, что у тебя классная задница, поэтому зад ему!". Я лишь ухмыляюсь, не сводя глаз с туристов - "Эй, капитаны, гляньте на этих куриц!"
- Варвара, лови!
Ахмет швыряет мне кактус и я, рефлекторно поймав летящий плод, тут же обзавожусь колонией тоненьких иголок на ладонях. Разреженный горный воздух и предгрозовая духота пьяняще действуют на мозги. Раздаются первые раскаты грома и толстая пестрая курица с смешной поспешностью бежит куда-то за дом. С крыльца за нами наблюдает старуха в платке, и, когда я начинаю высказывать мужчине свое неодобрение, она громко смеется и что-то кричит нам. Первые тяжелые капли срываются на землю, я хватаю добродушно ухмыляющегося водилу за руку и, благодарно кивнув старухе, продираюсь сквозь кусты к машине, рискуя изорвать экскурсионную форму. Ахмет быстро высвобождает руку, коротко проводит по моим волосам кончиками пальцев. Я замираю, чувствуя, как позвоночник словно пронзило ледяной иглой. И тут дождь обрушивается стеной.
Если встал в два, то длинная дорога совсем не распологает ко сну, уж не знаю почему. Огромный автобус скользит по трассе, слегка покачиваясь вперед-назад, если бы не шипение стравливаемого из шин воздуха, то можно решить, что ты плывешь на корабле. Хотя машина Илкера больше всякого корабля. Время три часа, туристы, убаюканные "качкой", мирно спят, а я, замерев в своей излюбленной позе, - нога на ногу, руки на плеере, - смотрю на дорогу, знакомую до последней пальмы на обочине. Негромко работает радио, но в знакомой песне Рианны сегодня слышится что-то нетипичное. Автобус замирает на перекрестке и я явственно различаю бормотание: рам-па-па-пам, рам-па-па-пам, рам-па-па-пам...
- Черт возьми, Илкер, - я весело улыбаюсь.
Он молча указывает мне на откидное кресло рядом с собой. Я покорно спускаюсь и последние минуты трека мы подпеваем уже вместе: рам-па-па-пам, рам-па-па-пам, рам-па-па-пам... Это была его последняя программа в нашей компании.
Через месяц после его увольнения мы встретились ночью на стоянке. Я промокла насквозь под проливным дождем, а он просто припарковался рядом и открыл дверь. Он позвонит мне через четыре часа, когда я буду вести эрайвал, но вместо голоса я услышу знакомый трек и, наплевав на туристов, я брошу на сиденье микрофон, чтобы вновь повторить в трубку знакомый мотив.
Илкер звал меня с собой в путешествие по стране. Порожняком по незнакомым дорогам, из города в город, с ночевками на заправках, горячим супом в придорожных кафе, ветром в открытое окно и музыкой, - всем, что я успела так полюбить. Я отказалась, понимая, что все это из разряда несбыточных мечт. Он обещал прислать фото. Он никогда не обманывал.
Солнце палит спины, заставляет волосы отливать золотом, украшает тела красивым шоколадным загаром. Июнь, разгар сезона, время, когда всего много: туристов, машин, друзей, фруктов и времени. Мы по шесть часов торчали на пустынном диком пляже, в самую жару, обливались с ног до головы маслом для загара, дрейфовали "звездой" в спокойной голубой воде. Мы голышом растягивались на раскаленном песке, перебирая свежие сплетни и слушая музыку. По вечерам болела голова, но мы горными козами прыгали по ложману, распевая турецкие песни и хвастаясь друг перед другом цветом плеч. Это продолжалось две недели. Потом начались отъезды.
Пришло и мое время. Через 12 часов я буду дома. Вернусь, чтобы дотянуть пять месяцев до следующей стажировки. До времени, когда я чувствую себя действительно представителем класса "молодежи", а не просто бегающим по кругу городским психопатом. Но... я уже давно поняла, что самое страшное проклятье моей жизни, это воспоминания.
Ревет двигатель, орет музыка, громко, жестикулируя одной рукой, разговаривает Али, и вся эта какафония заглушает мягкий шорох, с которым ложится под колеса машины прямая ровная дорога.
- Варвара, ты классная, - парень стягивает галстук, нашаривая под сиденьем банки с пивом, - Поехали со мной в Стамбул, я тебя с девочками познакомлю!
- Неприменно, - я допиваю уже вторую банку и прикурить сигарету удается раза с третьего, - Девочки, это хорошо.
Разговор в таком духе продолжается все полтора часа пути. Это был первый раз, когда я напилась с водилой, на следующий день начнутся разговоры о том, что я хороший трансферник, но пока что мы просто несемся вперед на огромной скорости и я охуеваю от какой-то лубочной, шаблонной "крутости" происходящего.
Полтретьего ночи, а мы вчетвером катаемся на "Викинге", взрослый парень и три девченки, и орем в голос от невероятного удовольствия, которое накрывает при очередном вираже. Кристинка хватает Семиха за руку, я открываю глаза четко в тот момент, когда мы несемся вниз, а Оля верещит на чудовищной смеси русского и турецкого, требуя то остановить, то ускориться. И плевать на программы, штрафы и недосып, просто я кожей чувствую, что рядом близкие люди, которым этот момент тоже навек впечатается в память. Весь мир остановился и перестал существовать. Есть только это огромное, усыпанное крупными звездами небо, и наше движение вверх-вниз.
Идущие на одной скорости автобусы максимально сближаются. Хаким коротко кивает и открывает дверь. Не обращая внимания на вытянувшиеся лица туристов я упираюсь одной ногой в подножку, максимально расслабляю вцепившуюся в поручень руку и тянусь в сторону, упираясь второй рукой в стекло соседней машины. Ветер раздувает юбку, забрасывает на плечо галстук и почти сшибает меня со ступеньки, но тут в мою ладонь ложится чехол с телефоном и Юсуф коротко бросает: "давай!". Рывок, и я вновь в машине, перебрасываю своему водиле только что полученную "посылку". Туристы настороженно шепчутся, им не понять, что мы успели в последний момент. Несколько секунд, и Хаким резко сворачивает, одним изящным - иначе не скажешь, - движением заогняя в парковочный карман многотонный "мерседес". Мы одновременно поворачиваем головый влево и вскидываем руки вверх, приветствуя остальных капитанов, выстроивших "бигбасы" у терминала.
- Ilker, gel!
Я шлепаю ладонью по воде и мужчина, ухмыльнувшись, сигает в воду, окатив меня брызгами. Мы тогда смеялись как безумные, совершенно не думая о том, что купаться в одежде было не лучшей идеей. Пахнет шашлыком из курятины, матюгается Кристинка, которую ребята, разошедшись, тоже скинули в бассеин, а я "рыбкой" ныряю в воду, попутно утягивая за собой оказавшегося рядом Серхата. В пятидесяти метрах от виллы находится "наш" отель, там гиды занимаются рутинной работой: пишут билеты, ведут инфо, считают деньги, решают идиотские вопросы... да только что нам, двадцатилетним и счастливым, до них.
Туристы мокнут под платаном, куда их загнал гид-историк, полный решимости провести экскурсию, несмотря на дождь, а мы с водилами сидим в теплом кафе и смотрим на несчастных сквозь стеклянную стену. В животе приятным клубком сгрупировался недавно съеденный куриный суп, в руках чашка настоящего турецкого чая, а тело млеет - старая верная толстовка и сидящие впритык водилы это лучший генератор тепла. Парни ерзают, перешучиваются, изредка, от нечего делать, принимаются делить меня по частям - "Илкеру дадим ноги, мне нравится грудь... а Мемет считает, что у тебя классная задница, поэтому зад ему!". Я лишь ухмыляюсь, не сводя глаз с туристов - "Эй, капитаны, гляньте на этих куриц!"
- Варвара, лови!
Ахмет швыряет мне кактус и я, рефлекторно поймав летящий плод, тут же обзавожусь колонией тоненьких иголок на ладонях. Разреженный горный воздух и предгрозовая духота пьяняще действуют на мозги. Раздаются первые раскаты грома и толстая пестрая курица с смешной поспешностью бежит куда-то за дом. С крыльца за нами наблюдает старуха в платке, и, когда я начинаю высказывать мужчине свое неодобрение, она громко смеется и что-то кричит нам. Первые тяжелые капли срываются на землю, я хватаю добродушно ухмыляющегося водилу за руку и, благодарно кивнув старухе, продираюсь сквозь кусты к машине, рискуя изорвать экскурсионную форму. Ахмет быстро высвобождает руку, коротко проводит по моим волосам кончиками пальцев. Я замираю, чувствуя, как позвоночник словно пронзило ледяной иглой. И тут дождь обрушивается стеной.
Если встал в два, то длинная дорога совсем не распологает ко сну, уж не знаю почему. Огромный автобус скользит по трассе, слегка покачиваясь вперед-назад, если бы не шипение стравливаемого из шин воздуха, то можно решить, что ты плывешь на корабле. Хотя машина Илкера больше всякого корабля. Время три часа, туристы, убаюканные "качкой", мирно спят, а я, замерев в своей излюбленной позе, - нога на ногу, руки на плеере, - смотрю на дорогу, знакомую до последней пальмы на обочине. Негромко работает радио, но в знакомой песне Рианны сегодня слышится что-то нетипичное. Автобус замирает на перекрестке и я явственно различаю бормотание: рам-па-па-пам, рам-па-па-пам, рам-па-па-пам...
- Черт возьми, Илкер, - я весело улыбаюсь.
Он молча указывает мне на откидное кресло рядом с собой. Я покорно спускаюсь и последние минуты трека мы подпеваем уже вместе: рам-па-па-пам, рам-па-па-пам, рам-па-па-пам... Это была его последняя программа в нашей компании.
Через месяц после его увольнения мы встретились ночью на стоянке. Я промокла насквозь под проливным дождем, а он просто припарковался рядом и открыл дверь. Он позвонит мне через четыре часа, когда я буду вести эрайвал, но вместо голоса я услышу знакомый трек и, наплевав на туристов, я брошу на сиденье микрофон, чтобы вновь повторить в трубку знакомый мотив.
Илкер звал меня с собой в путешествие по стране. Порожняком по незнакомым дорогам, из города в город, с ночевками на заправках, горячим супом в придорожных кафе, ветром в открытое окно и музыкой, - всем, что я успела так полюбить. Я отказалась, понимая, что все это из разряда несбыточных мечт. Он обещал прислать фото. Он никогда не обманывал.
Солнце палит спины, заставляет волосы отливать золотом, украшает тела красивым шоколадным загаром. Июнь, разгар сезона, время, когда всего много: туристов, машин, друзей, фруктов и времени. Мы по шесть часов торчали на пустынном диком пляже, в самую жару, обливались с ног до головы маслом для загара, дрейфовали "звездой" в спокойной голубой воде. Мы голышом растягивались на раскаленном песке, перебирая свежие сплетни и слушая музыку. По вечерам болела голова, но мы горными козами прыгали по ложману, распевая турецкие песни и хвастаясь друг перед другом цветом плеч. Это продолжалось две недели. Потом начались отъезды.
Пришло и мое время. Через 12 часов я буду дома. Вернусь, чтобы дотянуть пять месяцев до следующей стажировки. До времени, когда я чувствую себя действительно представителем класса "молодежи", а не просто бегающим по кругу городским психопатом. Но... я уже давно поняла, что самое страшное проклятье моей жизни, это воспоминания.
Твои - песня.
А я жду.
Жди. И я вернусь. Только очень.
в истерике, дома, так шта...