Тянуло всегда. С той самой секунды, когда убегали вдаль огни трассы "Алания-Анталия" - мой последний депар. В течении первых двух месяцев была сплошная череда снов, а потом ручеек усох до пары инцидентов в неделю - грез на самой грани между моей комнатой и волшебными мирами, затаившимися под веками. Усох, но не иссяк. "Старички" дело говорили: весной действительно становится хуже и звонки из "Туи", во время которых секретарша в сотый раз за месяц выясняет, не передумала ли я отказаться, вовсе не облегчают ломку. Да, я больна, и это не излечить профилактической двухнедельной поездкой.
Я лет с десяти мечтала о машине времени, но только сейчас поняла, для чего она действительно нужна. У меня ведь ничего не осталось, кроме мучительно яркого пятна непрерывных шестимесячных воспоминаний, коробки, в которой хранятся все сделанные за сезон программы, уже недействительного вида на жительство, парочки фотографий, семидесяти песен, выделившихся в отдельный плейлист, и засушенной пальмовой ветки. Скажете, что осталось? Возможно. Но этого слишком мало для того, чтобы увезти с собой в Москву. Пылится в тумбочке учебник по турецкому, потому что мотивации больше нет, а как легко мне давались все эти сложновыговариваемые слова, которые шли в дело буквально через пару часов, после того как я большой горстью сгребала их со страниц.
Черт побери, даже не тянет - ломает, вырывает нутро, выворачивает костный мозг и истерически подрагивающие нервы. И хорошо, что мать в командировке, а значит можно выть и кататься по полу, как в детстве, когда отбирали любимую куклу и заставляли идти в гости. Да, я еще сильнее чем раньше хочу пройти по салону бигбаса, почувствовать, как на сорокоградусной жаре липнет к ногам черная юбка, глубокой ночью разбудить эхо в огромном холле отеля, здороваясь с каждым встречным найти свой автобус на забитой людьми стоянке, закурить, почти испытав оргазм, после законченного трансфера - я всегда выкладывалась до предела, потому что иначе не было настоящего кайфа. Ань, только мне синий "Ларк" кажется самыми вкусными сигаретами, которые я курила в своей жизни?
Я не скучаю по другим трансферникам - они были приправой к сложному блюду, составленному из запахов, ощущений и эмоций, а единственный важный человек "оттуда" все-таки остался со мной. Эти полгода были полностью мои, и хотя я ежедневно разламывала себя на кусочки искренних улыбок (да, я была до слез рада видеть всех этих людей, идущих к автобусу с моим номером), обещаний, дружелюбного голоса и смеха, самое важное внутри наконец-то срослось. Мое лично время, когда я, цепляющаяся за материнскую юбку соплюха, стала тем, кем всегда мечтала быть: чтобы в самом центре, искренне и продирало до кишок, седых волос и влажных выгоревших ресниц. Время, за которое я ни сочинила ни строчки, просто потому что моя собственная жизнь была настоящей и не требовалось затыкать в ней бреши придуманными историями про то, что со мной никогда не произойдет. Мы говорили о разном и я ни разу за полгода не соврала, не приукрасила - коктейль и без того был ядрено-ярким. Даже отцовская смерть практически безболезненно просвистела мимо - если бы мать не настояла, я бы не прервала этот сладкий сон ради одного дня формальностей. И, вдыхая отвратительный воздух морга, я мечтала о том, как через три дня вновь буду весело улыбаться, глядя на дорогу, которая, будучи знакомой до последнего куста у обочины – «Обратите внимание, справа от вас оливковая роща. Нас часто спрашивают оливки это или маслины, но на самом деле…» - так и не успела мне надоесть за эти полгода.
Я готова продать душу, чтобы вернуться туда. Но, к сожалению, тем людям, от которых все зависит, нужно от меня кое-что более ценное.